Орел и голубка [= Коршун и горлица ] - Джейн Фэйзер

— Уйдите, — приказал он служанкам. Он тихо закрыл за ними дверь.

— Похоже, ты не рискуешь выйти за пределы этой башни при свете дня, — заметил он, подойдя к ней.

Он прищурился, глядя на пол, усыпанный абрикосовыми косточками.

— Ты, вероятно, очень любишь абрикосы, не так ли?

Сарита уже не была так в этом уверена. Она поглотила огромное их количество и теперь держала в руках абрикос только для эффекта.

— Я хочу сейчас же покинуть это место, — ей казалось, что будет лучше всего, если она сразу перейдет к делу.

Абул поджал губы:

— Тебе идет этот цвет.

Сарита посмотрела на свое платье, сшитое из шелка яблочно‑зеленого цвета. Цвет действительно шел ей — зеркало сказало ей об этом столь же красноречиво, как Кадига и Зулема. Он оттенял ее волосы и очень шел к ее глазам. Что бы она не думала о покрое своего наряда, он не мог не льстить ей.

Однако она не собиралась показывать этого.

— Наряд очень смешной, — заявила она.

— Да? В каком смысле? — он выглядел вежливо‑заинтересованным.

— Ну, в нем ничего невозможно делать — только лежать, да поплевывать абрикосовыми косточками, — сказала Сарита.

— А зачем тебе делать что‑нибудь еще?

Сарита возмущенно подпрыгнула.

— Я не люблю валяться, — она была уже по горло сыта этим. — Возможно, вы не слышали меня, но я сказала, что желаю покинуть это место.

— Отлично, — невозмутимо ответил Абул, — я верну тебя под защиту твоего народа. Они все еще в оливковой роще. Через час ты будешь с ними.

Он, прищурившись, наблюдал за ней. Конечно, говоря так, Абул рисковал, но он рассчитывал на отчаяние, вследствие которого она решилась на то, чтобы убежать из лагеря.

Кровь отлила от ее щек.

— Нет, я не могу. Вы не понимаете.

— Я понимаю, что ты сбежала вчера из своего племени. Но если ты не хочешь остаться здесь, значит, я делаю вывод, что ты хочешь вернуться в него.

— Нет, я этого не хочу.

Он слышал дрожь в ее голосе.

— Но тебе больше ничего не остается, Сарита.

Я знаю, какие опасности могут подстерегать тебя на моей земле. Первая же попавшаяся банда разбойников, схватит тебя и продаст в рабство… конечно, после того, как досыта насладится тобой, — добавил он.

— Я попытаю счастья, — решительно сказала она. — Вчера я знала, на что шла. С тех пор ничего не изменилось.

Он покачал головой.

— Именно, что изменилось. Ты теперь под моей защитой — нет, дай мне кончить, — сказал он, увидев, что она открыла в негодовании рот, чтобы возразить ему, — я калиф этой земли. Все, кто путешествуют по ней, делают это с моего благословения. Только так я могу сохранить порядок. Если я отпущу тебя одну путешествовать по моим дорогам, а потом тебя кто‑то обидит, то, поскольку ты находишься под моей защитой, обида будет нанесена и лично мне. И мне придется наказать преступника. Вот в этом и состоит трудность.

В его рассуждениях явно присутствовала определенная логика, но Сарита не имела желания ее замечать.

— Ваши доводы — не что иное как благовидный предлог задержать меня, — заявила Сарита, — мне уже была нанесена обида… вами.

— Как же я обидел тебя?

— Вы похитили меня. Этого вы не можете отрицать.

Он покачал головой, — я увез тебя… одинокую и беззащитную женщину, от опасностей большой дороги.

Сарита почувствовала себя пробирающейся сквозь зыбучие пески. Основания для жалоб ускользали от нее, как почва из‑под ног, хотя она и понимала их справедливость.

— Вы держите меня здесь против моей воли, — наконец сказала она.

По крайней мере, это он не мог оспорить.

Но Абул снова покачал головой.

— Нет, я готов вернуть тебя твоему народу. Я просто сказал, что не позволю тебе уйти отсюда без защиты.

Сарита отвернулась от него. Положив локти на мраморную раковину фонтана, она уставилась на прохладную и чистую поверхность воды, покрытую рябью от брызг падающей струи. Она вспомнила женщину из их племени, которая сбежала от своего мужа с мужчиной из другого клана. Муж поймал ее и убил любовника, как Тарик убил Сандро. Крики женщины и треск его плети часами доносились из леса, окружающего их лагерь. Сарита вспомнила, как ужасно себя чувствовала, слыша все это, вспомнила, что лагерь пребывал в полнейшем молчании, как будто все его обитатели участвовали в этом акте мести. Потом он привязал щиколотку женщины к колесу фургона так, чтобы она могла выполнять свои домашние обязанности. Сарита как сейчас помнила ее, мечущуюся между фургоном и очагом, и поднимающую веревку, чтобы она не очень натирала ей кожу, когда ей нужно было отойти дальше. И никто не проявлял никакого сочувствия к ней. Таков был суд племени. Прошло много недель, прежде чему муж отпустил ее, но к тому времени она уже совершенно сломалась, все время молчала, ходила с опущенными плечами и то и дело вздрагивала.

— Я не могу вернуться, — сказала Сарита.

Абул встал и положил ей на спину между лопаток руку.

— Ты убежала от человека, убившего твоего любовника?

Она удивленно повернулась к нему.

— Откуда вы это знаете?

— Юсуф видел убийство, — сказал он. — Я послал его, чтобы он узнал, что может, после того, как увидел тебя в тот день на дороге.

— Тарик запретил нам пожениться. И мы не знали почему.

Сарита чувствовала, как близко к ней он стоит, чувствовала теплоту его тела и внезапно ей захотелось, чтобы он схватил ее, но она заставила себя продолжать говорить так, как будто этого желания не существовало.

— Это было связано с тем, — что он сам пожелал жениться на мне. Когда я отказала ему…

Она замолчала — остальное он знал.

Абул обнял ее и прижал к груди.

— Ты глубоко любила этого человека? — ее слезы намочили ему тунику. Он погладил ее по волосам. Находясь в плену представлений и моральных норм ее народа, она еще не понимала многообразия типов отношений между мужчиной и женщиной, не понимала, что наслаждение, добытое вместе с одним мужчиной, необязательно является предательством по отношению к другому.

Но по тому, как Сарита плакала в его объятиях, Абул чувствовал, что она доверяет ему. До тех пор, пока это так, он сможет учить ее видеть вещи своими глазами, чтобы она поддалась искушению, владеющему ею, и они смогли бы вкусить райское наслаждение, так отчаянно отвергнутое ею прошлой ночью, но делать это ему следует постепенно и так, чтобы она не почувствовала угрозу своему достоинству, которое она обратила против себя самой. Это, безусловно, потребует от него большого самоконтроля, но это возможно, и тем слаще будет для него последующая, в конце концов, ее капитуляция.